Евгений Михайлович Авхимюк: Родился я 26 марта 1933г. на территории нынешней Польши в Белостоке. В семье было 7 детей, мама сидела с нами со всеми дома. Отец был рабочий. Отец мамы был офицер царской армии, штабс-капитан. Служил под Самаркандом, там мама и училась. Он дочку с женой в гражданскую войну отправил на поезде из Средней Азии, а сам остался и пропал. Мама образованная была. Дома она разговаривала с нами по-русски, по-польски, по-немецки, так что я знал хорошо все три языка.-В 1939г. началась вторая мировая война. Гитлер напал на Польшу. Мама прятала нас той осенью от обстрелов в старых окопах, зарывала в песок. Здесь я увидел много-много лошадей. Они прошли над нами, перескакивали через окопы. Целый табун лошадей скакал с седлами, но без всадников. (Поляки у Белостока 15 сентября 39г. приняли бой с фашистами. Здесь сражалось эскадроны второго уланского Гроховского полка. Два эскадрона его отошли после боя на восток – О.Д.)
Сначала в Белосток пришли немцы (15.09.1939г.), но город по пакту Риббентропа-Молотова передали СССР, и к нам пришли советские войска. Вся Западная Белоруссия вошла в состав СССР. Уж не знаю по какому призыву, но маму взяли переводчиком в армию, в штаб в Брестской крепости. Вся семья переехала в Брест и жила в цитадели крепости - в доме у церкви. Помню, бегал из крепости на речку ловить рыбу с мальчишками, пограничники нас всех знали, пускали к воде. А еще мы лазили по подземельям крепости, казармы то были сверху, а внизу никто не ходил. Мы залезали в щели группками по 5-6 ребят, брали с собой свечи. Там находили целые штабеля черепов, сложенных верно еще в древние времена. Мы даже вытаскивали их наружу из озорства. В 1940г. пошел учиться в первый класс в польскую школу в городе Бресте.
-
22 июня 1941г. в 4 часа утра уже стали бомбить Брестскую крепость. Я сразу проснулся. Хотел в окошко посмотреть, что за шум, грохот. Раздался взрыв, взрывная волна ударила в окно. Рама вылетела и меня так двинула, что я головой о стенку бухнулся. Потерял сознание. Мама меня схватила и побежала со всеми детьми (7 ребятишек) и какими-то солдатами в лес. Как туда все попали, не помню, - в лесу я уже очнулся. Вокруг было много солдат, человек 100 выбралось из крепости. Как головой стукнулся, осталось на всю жизнь пятно белое, хожу как меченый .
--
В 1941г. в лесу партизаны копали землянки, окопы копали, я помогал, копал окопы саперной лопаткой. Я очень крепкий был мальчонка. Окопы стали копать, кажется, в августе – надо было оборонять лагерь на случай нападения. Первым делом рыли всё-таки землянки. Потом отряд на какое-то время перебрался в Беловежскую пущу. Немцам трудно было здесь кого-то найти и, похоже, не до нас им было. Видел в пуще зубров. Их нельзя было стрелять. Как голодно не было, мы ни одного зубра не тронули. Сначала для пропитания ночью ходили по польским деревням, собирали продовольствие. Партизаны приходили вооруженными. Проверяли где, что лежит в хатах. Если находили булку хлеба, то ее делили наполовину, одну половину брали себе, другую оставляли хозяевам. Отряд был смешанный - и поляки, и русские, и белорусы, и украинцы.
Моя мама - Мария Ивановна - стала в отряде опять переводчицей, а я ходил по деревням в разведку. Мама выстирает тщательно мою одежду, чтобы дымом она не пахла, чтобы враг не догадался, что я в лесу живу. Командир давал мальчику задания. Взрослые меня провожали по лесу, они оставались в чаще, а я шел в село, польское или белорусское. Поляков много жило на территории Белоруссии. Я уже смотрел, где стоят орудия, в каком доме живут полицаи, где немцы. Читать, писать я толком еще не умел, зато мог считать до ста. И я говорил чисто-чисто по польски, даже лучше чем по-русски, молиться мог по польски, крестился, когда надо - слева направо. О езус матка боска ченстоховска, - меня местные жители принимали за поляка.
--
Вечером возвращался в отряд. Потом уже с 1943г. на три-четыре дня и больше ходил в разведку. Когда возвращался, взрослые меня встречали в условленном месте в лесу, забирали и вели обратно в отряд. Командиром в отряде был Врублевский,поляк (возможно, это псевдоним или командир группы в отряде - О.Д. ). Запомнил, что он ходил в гражданской одежде. Он меня вызывал для доклада. Я ему рассказывал по-польски, что видел, а он записывал. Потом ночью партизаны наведывались в эту деревню. Что они делали там с полицаями, я не знаю, - сам не ходил в эти рейды, - но догадываюсь, что обхождение было жесткое. Многие полицаи были поляками. Они русских терпеть не могли, ненавидели. Я поэтому везде в селах, и польских, и белорусских, говорил только по-польски. Если бы догадались,что я русский, могли выдать полицаям. И в отряде старался говорить только по-польски,чтобы не смешивать два языка.
--
на фото Евгений Авхимюк
Процитируем по старой книге рассказ о действиях одного отряда, состоявшего из солдат вырвавшихся из района Бреста, он похож на тот отряд, в котором воевал Евгений Авхимюк. "Отряд С. Шиканова разгромил опорный пункт оккупантов на окраине деревни Ходосы, контролирующий шоссе Брест-Кобрин. Гарнизон опорного пункта насчитывал 42 человека, размещался в помещении, прикрываемом дзотами, двумя рядами колючей проволоки. За колючей проволокой находились посты, откуда в обе стороны далеко просматривалось шоссе. После тщательной разведки выяснилось, что в 13 часов гитлеровцы обедают, а затем отдыхают. Группа партизан в 30 человек во главе с командиром отряда т.Шикановым проникла густыми зарослями метров на 150-200 к опорному пункту гитлеровцев и терпеливо стала ждать, когда у них наступит отдых. После того как прозвучал час отдыха и у гитлеровцев наступила тишина, на обочине шоссе показалось два партизана, переодетые в крестьянскую одежду с корзинами в руках ..Партизаны уничтожили 42 фашиста"
--
Я побывал и в Польше, и в Пинских болотах, наш отряд доходил в составе соединения Ковпака аж до Брянских лесов. 2- 3 месяца побыли в одном лагере, потом снимались си переходили на другое место. У нас были телеги, лошади. С большой земли прилетали наши самолеты, сбрасывали нам грузы – оружие. Чего-чего, а оружия нам хватало. Часто голодно было. Пухли мы, ноги были как стеклянные, нельзя было наступить на них. Особенно было голодно зимой. И еще мороз был сильный в 1941г. - 42-43 градуса. Немцам - погибель была под Москвой от русского мороза, но и партизанам было не просто. Мы сидели в холод в землянке, днем костер разжигать нельзя. Дым увидят немцы сверху, разведывательная рама летала над лесом.
В центре землянки выложен очаг из камней, а сверху дырка, чтобы дым уходил и не задыхались от угарного газа. Ночью костер разжигали, чтобы камень раскалился в очаге. Целые сутки камень держит тепло. Утром выбежишь из теплой землянки, умываешься по пояс голый снегом. А ночью лежали вкруговую на еловых ветках, стелили так себе постель. В нашей землянке жили одни мальчишки - старшему 13-14 лет. Моя мама находилась в женском "помещении". Об одеялах приходилось только мечтать – это роскошь! Ватные брюки, фуфайка - вот в чем и зимовали. Деревни были сплошь пожженные, партизаны не брали у жителей одеяла, матрасы, те сами погорельцами жили в землянках. Немцы жгли сёла уже в 41-ом году, часто расстреливали мирных жителей.--Белоруссии досталось от фашистов очень сильно. Немцы перебросили еще на помощь оккупационным частям украинских националистов. Что делали бандеровцы, - брали маленьких грудных детей, как поросят или птичек связанных бросали и стреляли из пистолета в них как мишени, тренировались. Полные колодцы трупов были - и детей, и взрослых. До сих пор сны снятся, как деревни горят. Как руками стану махать во сне, жена знает, что это я воюю. Не могу смотреть фильмы про войну.--Если вижу в разведке, что деревня горит, я близко не подхожу - нахожу на далеком расстоянии, чтобы не поймали бандеровцы. Из леса выходишь - дым идет над деревней, далёко пожарище видать, за несколько километров. Я поэтому иду в другую деревню, над которой дыма нет.--
Разведывательные рамы летали почти каждый день над лесом. Уже в четыре утра она появлялась минут на двадцать. И так до вечера могла наведываться. Мы сидели тихо, когда она летала. Бомбили немцы партизанские районы. Рама немецкая летает, летает, разведывает, фотографирует, где партизаны, а потом их мессершмитты налетают и пошли бомбить подозрительные участки. Взрывом дерево так (в 43-ем )вывернуло из земли, а меня взрывной волной бросило на корни, аж след на теле остался.
В рельсовой войне я не участвовал. Были в отряде дети, которые днем подносили взрывчатку к рельсам. А к ночи на пути выходили подрывники, они уже знали, где лежит взрывчатка, они и взрывали. А были еще дети-разведчики, которых разведывать на рельсы не посылали. Я попал в разведку, поскольку знал польский язык и немецкий. В отряде было много детей, больше 30 человек. Все были распределены по направления, каждый занимался своим делом, каждый знал свою боевую задачу. Командир сам давал задание маленьким бойцам, - сам у них принимал отчет. Никто, кроме него, о походе в разведку ничего не знал. Почти ничего не знаю о своем командире Врублевском, ему лет 45-50 было. Немцы повесили его дочь и жену. Вызывал он к себе всегда по одиночке, никогда по двое-трое не принимал. Все дети ходили в разведку строго по одному человеку. Повторю, никто ничего друг о друге не знал. Был принцип - "Молчок" насчет дел. Играли вместе ребята, но молчали о выполняемых заданиях. Да и что о них говорить. За неделю отдыха в лесу надо было и выспаться, и покушать. В разведке то я был на самообеспечении, как настоящему беспризорнику приходилось еду у жителей просить. А где еще продовольствием поделятся, - разорено всё было вокруг. Взрослых ребят - лет по 15-18 - полицаи уже могли вычислить как разведчиков и расстреливали, а вот детей они пропускали. Мы все 7 братьев и сестер прошли всю войну в партизанском отряде.
--
Я в боях не участвовал. Однако оружие имел. Был и маузер, был и карабин. Стрелял по мишеням из маузера, карабина, автомата немецкого. Нас учили со всего стрелять. Были и меньше (возрастом 7,8 и старше 11,13 лет, чем я. Все учились стрелять. Маузер тяжелый, при выстреле его закидывает. А занятий школьных не было. В отряде был комиссар, проводил с бойцами политические занятия.
на фото Вася Боровик один из лучших разведчиков Черниговского партизанского соединения «За Родину»
--
Общался с немцами. Немец: komm, komm, komm. А я ему: ja. Кушал с немцами. Они угощали детей, любили. Шоколадки давали, позовет: komm, komm, komm, а я то нахожусь в разведке. Раз 4- 5 они так меня попотчевали. Раз они меня даже за стол усадили как своего. С 8 лет ходил в разведку, и ведь еще меньше возрастом были дети в отряде. Как чуток подрос, с 43 года стал действовать более самостоятельно. Ходил в дальние разведки - в села подальше от леса, на расстояния больше 10 километров пешком. Кто подвезет по дороге в деревню, немцы что ли? Вглубь немецких расположений заходил. Выдавал себя за беспризорника. Разведывал, где что стоит у фашистов. На неделю часто в такой поход уходил. Если в лесу ночевал, то привязывался к густой-густой елке веревкой и спал на высоте, чтобы волки не достали и не съели. Ничего, спал в воздухе, иголками не обкалывался. Возвращался, 2 недели находился в отряде и потом опять отправлялся - уже в другой район. Меня звали уменьшительно Гена - Генек по-польски от Евгения.
--
В одну польскую деревню в Белоруссии - в дом зашел. Перекрестился: О езус, матка боска, ченстоховска. Меня, как беспризорника, приняли, накормили. Вдруг хозяйка говорит: "Ко мне идут полицаи." Она присела, оттопырила подол. - "Мальчик, лезь под юбку." Я к ней под юбку спереди и залез. У полячек в деревне же платья длинные, до самого пола. Мне 10 лет было, маленький ещё, а полячка высокая была, подходящая. Она бредет по избе, а я под юбкой сижу, с ней передвигаюсь. Трое полицаев заскакивают в дом. Везде просмотрели, под койку залезли, все проверили, чужих никого здесь нету. В сарай зашли, стог сена поворошили. Нету партизан. Ушли. Я вылез. Она меня в хате оставила, спрятала. Как стемнело, она меня вывела и до самого леса проводила.
--
Против партизан в Белоруссии воевали бандеровцы, власовцы, полицаи и войска СС. Я всех их видел, ходил на станции в разведку, - смотрел, где пушки, танки стоят. Немецкие часовые на станциях внимания на мальчишек не обращали, и бандеровцы ничего такого не замечали. Если от ребенка дымом не пахнет, то всё нормально, он не из леса пришёл. Когда проходишь, полицаи нюхали. Перед разведкой мать всё выстирает чисто-чисто, чтобы не было запаха.
--
Попал в лапы к бандеровцам я как-то раз в 43-ему году. Черная форма на них была, их прислали в Белоруссию зачистку от партизан делать.. Они забрали меня, и по своей жадности раздели. У меня курточка новая была, ботиночки чистенькие новые. Они взяли да с меня все сняли до трусиков. Дали, как следует, плетьми и бросили в кювет. Если бы догадались, что я разведчик, сразу бы расстреляли. А так им нужна была только детская одежда. Они позвали меня "пиды до мене". Нелюди они были, - бандеровцы. Партизаны за зверства их в плену не держали, после допроса расстреливали. Чтобы дети не видели, куда-то их уводили. Нам ничего не говорили о судьбе пленных немцев, бандеровцев, власовцев. Власовцы носили военно-полевую форму, у них был еще трехцветный знак, а бандеровцы - черную форму и череп на голове и еще здесь. Гестаповцев видел в желтой форме. (Возможно, это были эсэсовцы, известно, что в Италии и на Балканах отряды СС носили желтую форму - О.Д.)
--
За мной однажды гонялся немецкий самолет, однокрылый, - но похож на наш двукрылый кукурузник. Я в лес шел как раз с задания. Смотрю, летит самолет. Я под куст тала (кустарниковая ива) спрятался. Он пролетел, потом возвращается. Пока он подлетел, я под другим кустом уже прячусь. Он развернулся и открыл огонь из пулемета в куст, где я был только что. Так долго (показалось даже, что часа 2-3) он за мной гонялся. Летчик видит куст, где я прячусь, его срежет из пулемета, а я уже прячусь под другим кустом, - всё ближе добегаю к лесу, до него метров 100 осталось. Добежал до леса, встал возле сосны и показываю ему рукой - на вот тебе! А в лесу меня уже наши радостно встречают.
--
Когда наши войска освобождали Белоруссию в 1944г., я попал в госпиталь в Гомеле. Меня ранило. Сначала лежал в партизанском госпитале, вытаскивали осколки из ног. – - Как ранило? Я возвращался после задания. Шел бой между бандеровцами и партизанами. Бандеровцы открыли стрельбу из минометов, и я попал под перекрестный огонь. Оказался посередине между нашими и этой нечистью. Сначала шла стрельба, а потом наступила тишина. Я выскочил из воронки, пробежал метров 10 и тут взорвалась мина. Ощутил сильный удар по груди. Метров 100 до леса оставалось, я упал. Хорошо, меня партизаны увидели и вытащили. Очнулся уже в землянке и увидел двух девушек-санинструкторов. Разговаривать не мог, только мычал.
--
Год на костылях после лечения ходил, а в госпиталях - Гомель, Клинцы, Костяковка, Брянск, Пинск - около года лежал, с польского языка перешел на русский. Мать меня нашла уже в Пинске. Отец был подпольщиком, он пропал без вести. В 1950г. я уже попал в настоящую армию на Дальнем Востоке на Сахалине в дивизию внутренних войск им. Дзержинского. Народа не хватало, потому юнца взяли в милицейскую дивизию досрочно. Служил до 1954г.
литературная запись и комментарии - Олег Душин (О.Д.)
--
На фото Евгений Авхимюк в армии
На фото ветераны - Евгений Авхимюк слева и Василий Чубаков справа
